Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— Этот по крайней мере не наделает долгов, — сказал тот, который рекомендовал новичка, — ведь у него несколько миллионов.
— Если бы я знал, что он проиграет миллион, я обеими руками положил бы за него белый шар, — воскликнул какой-то невезучий игрок.
— У него солидный поручитель, — возразил другой, — ему покровительствует Мотапан.
— Еще один миллионер, возникший, точно гриб…
— Ядовитый гриб, — сказал кто-то, — он играл здесь только однажды и всех обыграл.
— Он имеет право выигрывать, черт побери!
— Только бы не мухлевал!
— Домовладельцы жульничать не станут, а у Мотапана в Париже несколько доходных домов.
— В том числе и тот, в котором он сам живет, на бульваре Гаусман.
— И мы знаем почти всех его жильцов. Бульруа — отца и сына… графа де ля Кальпренеда… Дутрлеза, вашего друга, — обратился к Куртомеру один из его соседей.
— Да, — ответил Жак, — но Дутрлез так же мало знает о хозяине, как и я. Кто такой этот Мотапан?
— Вы хотите от меня слишком многого. Когда десять лет назад он поселился в Париже, говорили, будто он открыл золотой рудник… право, не знаю точно. Но им уже давно перестали интересоваться. Этот оригинал ведет престранную жизнь. Он не бывает ни в обществе, ни в театре и редко появляется здесь.
— Как же он проводит время?
— Копит деньги! Он любит это занятие.
— Вы не правы, господа, — перебил другой мужчина, — Мотапан — философ, предпочитающий уединение обществу глупцов, но он умеет быть любезным, если собеседник ему нравится.
— Должно быть, вы ему нравитесь, если знаете его так хорошо. Господа, я заявляю, что Фальгера способен приручить и медведя. Он друг Мотапана, который не сближается ни с кем. Бьюсь об заклад, что он у него бывал!
— Раз двадцать, — ответил Фальгера, высокий и довольно симпатичный молодой человек, достаточно богатый, живущий в свое удовольствие и увлекающийся живописью. — У нас обоих страсть к старинным драгоценностям, а у него есть замечательная коллекция, которую он с удовольствием показывает. Уверяю вас, в его жизни нет ничего таинственного. Он много путешествовал, многое видел и очень охотно говорит об этом. Я думаю, в молодости он был моряком, потому что я встретил его на бульваре под руку с человеком, похожим на матроса.
— На этом человеке было пальто с капюшоном? — поинтересовался Куртомер.
— Да, что-то вроде того.
— И уши у него проколоты, не так ли?
— Не заметил. Мотапан торопился, и мы говорили не более минуты.
— Ну что ж, — сказал тот, кто первым начал разговор, — это тот самый набоб, который хочет вступить в клуб… Мы примем его на этой неделе.
— Только не я! — быстро сказал Куртомер. — Я знаю вашего набоба, и если его выберут, я выйду из клуба.
Это заявление встретили холодно: у Мотапана было много горячих защитников — у миллионеров они есть всегда. К тому же игроки надеялись вырвать у этой птицы несколько золотых перьев. Жак, зная, что его не поддержат, закончил обед, не вмешиваясь больше в разговор. В гостиной, где он решил выпить кофе, к нему подошел Фальгера, с которым он был не прочь поговорить, и, усевшись в кресло, спросил напрямую:
— Вы очень дружны с Дутрлезом?
— Чрезвычайно, — ответил Жак, несколько удивленный таким началом.
— А Дутрлез дружен с Кальпренедом-младшим?
— Дружен? Нет! Он его знает, часто видит, они живут в одном доме. Почему вы спрашиваете об этом?
— Ну… потому что Дутрлез, возможно, был бы не прочь узнать, что об этом молодом человеке ходят дурные слухи. Я недостаточно знаком с Дутрлезом, чтобы давать советы, но подумал, что вы могли бы сообщить об этом своему другу, если найдете нужным.
Куртомер не ожидал ничего подобного и чуть было не рассердился, потому что не любил сплетен, но Фальгера, по-видимому, не имел дурных намерений.
— Я не люблю вмешиваться в чужие дела, — сказал он после небольшой заминки, — однако, если слухи касаются чести этого молодого человека, Дутрлеза нужно предупредить.
— И что же говорят? Что у Кальпренеда есть долги?
— Да, карточные, и что он их не платит.
— Не он один, и это не преступление. Особенно если скоро он все заплатит.
— За то, что пропускают назначенный срок, исключают из клуба, а его срок скоро подойдет. Он должен в кассу пять тысяч франков. Жетоны, которые он проиграл три дня назад, еще не выкуплены, и выигравший требует денег.
— И больше ничего?
— Этого достаточно. Дело будет передано в комитет, который действует по уставу.
— Деньги будут, прежде чем соберется комитет.
— Я в этом сомневаюсь!
— А я могу вас уверить: я знаю человека, который даст ему взаймы.
— Может быть, это вы?
— Нет, не я: я проиграл сегодня ночью все, что у меня было.
— Не сочтите меня нескромным, если я позволю себе спросить: не Дутрлез ли этот преданный друг?
— А если и он?
— Я думаю, это не спасет молодого человека, потому что он должен и другим.
— Бульруа-сыну, я знаю. И думаю, этот долг также будет возвращен. Дутрлез готов спасти молодого Кальпренеда и уже сделал бы это, если бы нашел его, — он бегает за ним с утра. Вы не видели его сегодня в клубе?
— Кальпренеда? Нет! И думаю, что он здесь долго не покажется… Может быть, никогда. Его, похоже, ищут все. Минуту назад Мотапан просил сообщить, если Кальпренед придет сегодня играть.
— И вы обещали дать знать об этом Мотапану?
— Да.
— Мне кажется, вы взяли на себя странное поручение… О! Я не хочу вас оскорбить, но… Не находите ли вы, что шпионить не совсем прилично?
— Извините! — довольно горячо воскликнул Фальгера. — Я ни за кем не шпионю! По всей вероятности, барон Мотапан хочет сообщить молодому Кальпренеду нечто важное.
— Я боюсь, что этот Мотапан — кредитор Жюльена. И, если я не ошибаюсь, Жюльен будет очень недоволен, если благодаря вам его начнут разыскивать в клубе.
— Вы правы… Я не подумал об этом и не стану предупреждать барона. Однако я уверен, что Дутрлез раскается в своей щедрости. Не скрою от вас, что о его приятеле говорят много дурного.
— Это, верно, говорит Анатоль Бульруа. Я слышал, что он позволяет себе дурно отзываться о сыне друга моей тетки, и не допущу, чтобы он нападал на него. Я чуть было не надрал ему уши в кофейне, где он нашептывал нечто подобное трапезничавшим с ним повесам.
— Кажется — прости, господи, — это Анатоль! — воскликнул Фальгера. — Слышите громкий голос, похожий на ослиный рев? Это он со своей свитой. Надеюсь, вы не станете связываться с этими дураками.
— Нет, я уступаю им место, — сказал Куртомер, допивая кофе. — Уже половина девятого, а меня ждут в девять.
